как признаться человеку в любви

Когда мужчина говорит женщине «Давай поужинаем вместе», он приглашает ее к интимным отношениям. Это стереотипный обыденный способ, так поступают нормальные средние люди. А как объясняются в любви безумцы? Вспомним фильм «Игры разума», который в оригинале называется «Beautiful mind». Герой этого фильма, гениальный математик, страдает параноидной шизофренией, что не мешает ему в конце фильма получить Нобелевскую премию.

Шизофреники бывают чрезвычайно простыми и бесхитростными людьми, не способными к ухаживаниям и всяким там прочим условностям. Если девушка нравилась математику, он и говорил ей: «Вы мне нравитесь, я хочу спать с вами». Первый раз он получил в ответ по физиономии. Но однажды, когда он, будучи верен себе, произнес это высказывание еще одной девушке, она в ответ вышла за него замуж и прожила с ним всю его нелегкую жизнь гения-психотика.

Получается парадокс — нормальные люди предпочитают обходные маневры, а психи режут правду-матку. Между двумя полюсами существует множество промежуточных личностных расстройств и психических конституций. Как люди с разными характерами объясняются в любви? Что они чувствуют и переживают? Состояние влюбленности все рассматривают, как сумасшествие. Буря чувств, человек в любви становится не похож на себя обычного, но так ли это? Известно ведь утверждение, что каждый сходит с ума по-своему. Получается, что каждый человек любит, признается в любви и переживает любовь так, как ему свойственно по его характеру.

Итак, она звалась… истерик
Истерик, а лучше говорить про истеричку, хочет, чтобы ее любили, с другой стороны она боится сексуальных отношений, она получила травму на каком-то эдиповом этапе, и теперь она амбивалентна, она хочет любви, заманивает, а потом — отказывает. Она, может быть, и объясняться не будет, а спровоцирует партнера на признание, всеми возможными способами. Может быть натиск сексуального характера, может броситься, обнять, исцеловать. Речь истерика характеризуется повышенной эмоциональностью: «Я восхищен, ты красива», хороши все варианты лести, чтобы соблазнить. Его слова и действия направлены на то, чтобы все его любили, все его выбирали, всю жизнь. Но истерик отказывается сам любить, выбирать, замечать другого.

Истерики — холодны и расчетливы, выходят замуж и женятся часто по расчету. Представление об истеричке, которая бегает, кричит, рыдает — примитивное. Главное — это демонстративность, и психологическая защита вытеснением — она не будет помнить то, что говорила вчера. «Я это сделал» — говорит память, «я этого не делал» — говорит совесть, и память отступает — такая структура самой значимой психической защиты у истерика. Из литературных героев я часто привожу пример Татьяны из «Евгения Онегина». Истерическое начало в пушкинской Татьяне заключается в ее плавающей идентичности и примеривании литературных масок: Ей рано нравились романы; Они ей заменяли все; Она влюблялася в обманы И Ричардсона, и Руссо.

Только истерической экзальтацией можно объяснить совершенно нереалистичный для пушкинского времени факт, что девушка пишет письмо мужчине. Содержание письма Татьяны литературно (заимствовано) и по-истерически дихотомично: «Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель». Девушке не приходит в голову, что может быть нечто среднее — просто порядочный человек, хорошо воспитанный и честный. Когда Онегин оказывается именно таким, Татьяна крайне разочарована — она заплакала, ее движенья автоматизировались («Как говорится, машинально»), а увидев его в следующий раз, она вообще чуть было не упала в обморок.

Только когда Онегин уехал, Татьяне пришла в голову первая здравая мысль — попытаться разобраться, что он за человек. Тогда-то она идет в дом Онегина и читает его книги. Но истеричка в ней все рано побеждает. Когда Онегин появляется в Петербурге, уже влюбленный в нее, она ему отказывает на том основании, что «она другому отдана». Характер Татьяны закосневает, застывает. В юности она могла, вопреки всем приличиям, написать письмо мужчине, теперь же она предает любовь в угоду светским условностям. Конечно, дело не в том, что Татьяна считает безнравственным изменять мужу, а в том, что истерической душе важно поддерживать режим неосуществимости желания.

Если бы Онегин пошел навстречу юной Татьяне, она бы придумала что-нибудь, чтобы сближения не произошло, например, решила бы, что он-таки «коварный искуситель» или что-нибудь еще в этом духе. На втором плане Татьяниного высказывания о верности сквозит чисто истерическое желание отомстить: «Вот когда я была моложе и лучше, куда же вы тогда смотрели?»

Как признаются в любви педанты, программисты и ананкасты
Обратим внимание на обсессивно-компульсивный характер. Обсессия — навязчивость, связанная с мыслями, компульсия — то же, связанное с действиями. Обсессивно-компульсивный характер иначе называют ананкастическим, а человека — ананкастом. Ананкия, по-гречески, судьба. Это обостренно педантичная личность, склонная все подсчитывать и накапливать. Любимый мой пример обсессивно-компульсивного характера — это Евгений Онегин. Автор в первых же строках романа сообщает нам: «Ученый малый, но педант». Вся история Онегина и Татьяны — это история обсессивного невротика и истерички.

Вот что пишет о подобных отношениях философ из Любляны Рената Салецл: Если истерику всякий объект желания кажется неудовлетворительным, то для обсессивного невротика объект этот кажется слишком удовлетворительным («Поверьте, кроме вас одной / Невесты б не искал иной», — говорит Онегин Татьяне. — В. Р.) и потому встречу с этого рода объектом необходимо предотвратить всеми доступными способами («Напрасны ваши совершенства / Их вовсе не достоин я»). ...невротик поддерживает свое желание как невозможное и тем самым отказывает в желании другому («Полюбите вы снова, но / Учитесь властвовать собою»).

Поэтому Онегин лишь тогда дает волю своему желанию, когда его осуществление становится невозможным: «Но я другому отдана / И буду век ему верна». Даже хрестоматийный афоризм Онегина, который, как известно, любил повторять Маяковский, — Я знаю: век уж мой измерен; Но чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днем увижусь я... — носит «программистский» характер. Такой человек «…всегда стремится контролировать свое наслаждение и наслаждение другого» (Рената Салецл).

Ананкаст всячески избегает объяснения в любви, он сделает все, чтобы не соединиться со своим партнером. Любовь — это нечто грязное, она ассоциируется с чем-то анальным, нечистым. Обсессивные — люди-автоматы, и для них секс - то, что принято делать, они не получают удовольствия. Их удовольствие лежит в коллекционировании, в деньгах, в уборке комнаты до полной чистоты. Ананкаст — это «немец». Он скажет «их либе дих», для него важно изолировать аффект от интеллектуального содержания. То, что он говорит, он не чувствует. Он объяснится неискренне, это такое же автоматическое объяснение в любви, потому, что так должно, что все вокруг так решили, что уже пора признаваться. Орднунг (порядок, нем.) — это самое важное в признании ананкаста, и если оно случается, то ананкаст может выйти из пространства родного языка, и, как Пьер Безухов, когда пришла необходимость объясняться в любви Элен, неискренне выдавит «же ву зем», или «их либе дих».

Такие трудные слова. Как психастеник признаётся в любви
К ананкасту близко по характеру стоит психастеник, различие в том, что ананкаст говорит дистонно, не чувствуя ничего за своими словами, а психастеник говорит синтонно по отношению к своему Я. Он искренне чувствует, что его тревожные сомнения соответствуют его душе. Психастенический характер отражает слабость эмоций, слабость аффекта. Внутри него происходит проговаривание, репетиция признания, а когда до дела дойдет, то ничего не получится. По-павловски, у психастеника вялая, жухлая подкорка.

Психастеник может быть человеком любящим, заботливым. Он очень слабый, но способен на подвиг, он может отправиться за своим подстреленным партнером, как стеллерова корова. И тоже погибнуть. Он весь в сомнениях, ему важен не сам секс, но совместные переживания, духовные искания, а его признания в любви нелепы. В романе «Анна Каренина» Толстой демонстрирует на примере Константина Левина, как объясняются в любви психастеники, тревожно сомневающиеся интроверты: «Он взглянул на нее; она покраснела и замолчала. — Я сказал вам, что не знаю, надолго ли я приехал... что это от вас зависит... — Я хотел сказать... я хотел сказать... Я за этим приехал... — что... быть моею женой! — проговорил он, не зная сам, что говорил; но, почувствовав, что самое страшное сказано... Психастеник может говорить с ошибками, ананкаст не ошибется. Например, мужчина-психастеник может предложить жениться на нем, а не выйти замуж. Запутанность, интеллектуальность, сложность внутреннего мира — выражается в крайней неловкости. Неловкость эта естественная, он будет стесняться, он будет следить украдкой из-за угла, очень долго не будет решаться, и потом: «Вы знаете, я хотел вам сказать, что…» — и расскажет о любви к кому-то кого-то другого, на самом деле, говоря, таким образом, о своем чувстве.

От любви до депрессии — один шаг
Циклоиды пребывают в сменяющихся состояниях гипомании и депрессии. Гипомания — это приподнятое, приятное настроение. Мания — это бред. В депрессивном состоянии и в голову не придет объясняться в любви, поскольку объект любви утерян, интроецирован в себя. Депрессивный и «ругает» себя именно за это, но когда такое состояние проходит, то гипоманиакальное признание в любви становится возможным. Оно будет ярким, естественным. Он скажет: «Я тебя люблю!» — и все это будет по-настоящему. Гипоманиак твердо стоит на ногах, он принимает свои чувства, и радостно о них сообщает. Но за гипоманией всегда следует депрессия.

Шизики — лирики
Шизоиды — строители современной абстрактной науки и культуры. У шизоида большие трудности с коммуникацией. Для него характерно аутистическое мышление, он идеалист. Он умеет красиво говорить, и если он решит, что пора признаваться, он сделает все правильно, спокойно. «Я не молод, у меня есть болезни…», он любит, он сделает все, чтобы она была счастлива с ним. Речь может быть несколько прохладна, трезва и спокойна. По-идеалистически нежная речь, но не жизненно-нежная, а текстово-нежная.

Любовь по приказу
Мы забыли напряженно-авторитарный — эпилептоидный характер. Такой может резать правду-матку, приказывать, подчинять. Он любит императивы и побуждения, это характеры — военные, полицейские и политические. Эпилептоид — хороший семьянин, но очень ревнивый. Все что угодно может напоминать ему о возможной измене. Наверно, он вообще не говорит о любви, а осведомляется у родителей о приданом, ведет себя так, чтобы все было чинно, значительно, чтобы его уважали. Его ухаживание носит приказной, повелительный характер — он может прийти и сказать: «Поехали в кино!» или, еще проще: «Ложись!»

Песни, кино и танцы
Признание в любви, как мы увидели, процесс индивидуальный и требующий немалых эмоциональных затрат. Человеку нужна поддержка, поэтому существует много способов предварить или сопроводить вербализацию чувств. Например, совместное прослушивание песен, соответствующей тематики, приглашение на танец или поход в кино. Как мы это делаем, и что при этом говорим, тоже является отражением нашего характера. «Миллион алых роз» — истерическое, яркое, цветное признание. Но «миллион, миллион…» — похоже и на признание ананкаста. Эти характеры объединены еще Фрейдом и соответствуют эдипальной проблематике личности.

«Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить…» Человек сомневается, и здесь мы наблюдаем смесь астенического и ананкастического характера: не могу — значит, что человек сомневается, а жалко дорогое дарить — это свойственно ананкасту, ему вообще трудно с чем-либо расставаться. Психастеник придет и скажет: «Вот, у меня есть два билетика в кино. И если вам не трудно, я конечно понимаю, что вы заняты, и вообще, кто я такой, но, может быть, вы все же согласитесь». Ананкаст скажет: «Нам нужно посетить кинотеатр. Без 17-и минут восемь, в 23-х шагах от пересечения Садовой и Тверской я вас жду. Пожалуйста, не опоздайте». Я, конечно, утрирую высказывания, чтобы было понятно.

Как истерик приглашает на танец? У него движения раскрепощенные, яркие, он приманивает позой, истерик может сказать: «Я хочу танцевать с тобой». Психастеник не может пригласить на танец, а если все же осмелится, то будет все выглядеть очень неловко. Ананкаст не танцует, он марширует и двигается автоматически. Так танцуют военные. Танец — это эквивалент интимных отношений, и свободного танца у ананкаста не получается. Пойдем, потанцуем - это повелительное наклонение, характерное для речи авторитарного эпилептоида, это как приказ.

Современное признание: только бы не повториться!
Существует характер, состоящий из осколков, Марк Бурно называет его полифоническим или шизотипическим. Этот характер распространен в наше время, в постмодернистскую эпоху. Умберто Эко, автор романа «Имя розы», объясняя, что такое постмодернизм, писал, что современный мужчина не может просто так сказать женщине: «Я вас люблю», потому что так до него говорили миллионы мужчин миллионам женщин, но он может сказать по-другому, а именно, эксплицитно (осознанно, ред.) сославшись на мифологический культурный контекст: «Как сказал д'Артаньян Констанции: «Я люблю вас».

Сергей Аверинцев писал о постмодернизме: «Мы живем в эпоху, когда все слова уже сказаны». Один мой приятель проиллюстрировал это высказывание в своем «объяснении в любви» своей будущей жене. Он сказал: «Знаешь, Галка, считается, что в определенные моменты нужно говорить определенные слова. Так вот, считай, что я их тебе уже сказал».

Вадик и Таня — личная история
Я могу рассказать, как я признавался в любви Тане. Это было смешно. Она меня пригласила на две конференции через общего знакомого. Одна была академическая, а другая — более попсовая, где кроме докладов еще читали стихи. На первой конференции Таня мне очень понравилась, и после я ей позвонил, и стал просить, чтобы она мне подарила сборник докладов. Очень долго говорили о каких-то абстрактных вещах, мы оба шизоидные по характеру. И вдруг она совершенно спокойно спрашивает: «А больше вы ничего не хотели мне сказать?» И я, неожиданно для себя, стал говорить, что «я очень вас люблю и выходите за меня замуж» — на второй день знакомства! На вторую конференцию я поехал с букетом цветов, и Светлана Беляева, которая теперь Конеген, она была Танина подруга, сказала: «Идейный», — я помню ее реплику. А тогда были 90-е годы, других цветов не было, только гвоздики.

Татьяна Михайлова.
- А я расскажу совершенно другую историю. Когда я сама была еще студенткой, за мной ухаживал аспирант, который мне не нравился. Он как-то раз совершенно серьезно меня спросил: «В новой квартире приобретена новая мебель, и есть хорошие занавески, я очень вас прошу мне посоветовать, как же мне поступить. Если будут задернуты занавески, то они будут выцветать от солнца. А если открыты, то свет будет падать на мебель, и она будет портиться. Мне важно ваше мнение». Я тогда рассмеялась, и спросила, почему вообще он об этом меня спрашивает. А он хотел таким образом мне признаться в любви, это признание характерно для ананкастического характера. Вадик уже 14 лет из 16-ти, что мы вместе живем, изучает характерологию, и я уже очень хорошо в этом разбираюсь.